Невероятная история побега подростка из коммунистической Румынии.
Александр Шевченко:
— Можно вспомнить в твоей жизни, где ты видел Бога или соприкасался то ли с Его силой, то ли с Его вмешательством в какую-то ситуацию?
Флорин Чирук:
— Я в семье пятый, у меня две сестры старше меня, я единственный мальчик. И вдруг, как только покаялся мой отец, я сильно заболел, и из больницы врачи меня отправили домой. По их словам, я уже умирал. Мама не молилась, она просто смотрела на все с широко раскрытыми глазами; отец молился и благодарил Господа, что Он дал им меня на малое время. И тогда он вдруг увидел видение с открытыми глазами, как столб пара прошел через крышу, через потолок и нашел на меня, и я тогда встал и попросил кушать. Бог меня исцелил, это не какая-то сказка.
Помню, когда мне было 9 лет, отец заболел, и уже я молился за отца. В тот вечер, когда Бог меня услышал, приходили помолиться пастора. Они тогда сказали маме: «Иди, закажи гроб». Папа лежал уже где-то месяц, не кушал и не разговаривал. У меня уже были такие чувства, что Господь есть, живой, что Он должен меня слышать. Было где-то около 7 утра, когда я молился: “Боже! Ты видишь меня, Ты слышишь меня. Я не хочу потерять отца, оставь мне его!” И вдруг слышу, кто-то по коридору идет, открыл глаза – было около 11 утра. Я просто не мог представить, что так долго молился, время так быстро прошло! Так бывает, когда у тебя тесные, личные отношения с Богом. Оказалось, что по коридору шел отец. Он вошел ко мне в комнату, слабенький такой, и говорит: “Сынок, ты не хотел бы со мной помолиться? Я уже встал!”. И мы помолились. Папа через неделю вернулся обратно на работу.
…Я играл на гармошке, на аккордеоне, пел, с 8-ми лет был регентом детского хора, слово говорил, — участвовал в служении.
А.Ш.: Интересно. Но тогда ведь был Коммунистический Режим. Что в школе? Как совместить твои личные убеждения…
Ф. Ч.: В школе я очень хорошо учился, мне ни родители, ни сестры никогда не помогали с уроками. Я первые места занимал на олимпиадах даже не по школе, а по целой области.
Помню, когда мне было 12, в субботу назначили танцы. Приглашали родителей. А у меня в субботу репетиция и я пошел в церковь. Директор школы в понедельник пришел в класс и говорит: “Как вам понравилось в субботу, дети?” Все отвечали, что очень хорошо. Я же сидел на первом ряду, и он говорит: “А где ты был?” Я говорю: “Я в церкви был”. “А почему в церкви?” Я говорю: “Потому что мы выступали в воскресенье”. А он говорит: “А что важнее, ваша церковь или твоя жизнь?”
И отсюда пошел разговор. Этот разговор был очень ужасный. Он обозлился, начал повышать голос, кричать. Он был злой на Бога, говорил: “Как это так? Ты хорошо учишься, мы надеемся на тебя, у тебя такие возможности! И ты в такую забитую церковь ходишь. Вот церковь православная через дорогу. Ходите сюда. Здесь в воскресенье нет людей, а вы там, у баптистов и пятидесятников собираетесь!” Потом он схватил меня и говорит: “Слушай, ты, наверное, потерялся в этом мире. Нет Бога”. Я опустил голову, и он прокричал еще несколько раз: “Нет Бога!” Я сказал: “Есть”. Он заглянул под парты: “Покажи, где Он?” Я посмотрел на него и положил руку на сердце: “Здесь Бог”. И в то время, когда он кричал, (а я плакал, он меня довел), и когда я положил руку на сердце, в тот момент я уже не слышал его. Я слышал, как будто ветер вокруг меня, с ног до головы. И директора уже не слышал, не видел его глаз – ничего не видел. Я чувствовал необычную силу и слышал голос: “Я здесь!”, как эхо. Это было в первый раз в моей жизни, когда я чувствовал силу Духа Святого.
Через 2 недели у директора случился инсульт. Я стоял возле его гроба. И тогда я понял, что Тот, Который мне говорил: “Я здесь”, вел войну с ним Сам. Мне его было жалко. Я часто вспоминаю его, вспоминаю хорошие моменты. У меня фотография есть, где он вручает мне медаль. Вспоминаю, как мы ездили всюду, как он играл с нами в футбол и старался быть для нас примером хорошего человека. А здесь был его экзамен и мой экзамен.
Эти мгновения оставили глубокий отпечаток в сознании 12-ти летнего мальчика. Бог, Его присутствие и участие в жизни Флорина становились всё более и более очевидными.
Ф.Ч.: Как-то к нам попала книга по географии. Я увидел там океан, который разделяет два континента. Ещё детским умом я думал: “Вау, это же вообще невозможно! Как туда попасть?” Потом я нашел открытку с мостом в Сан-Франциско. Я не поверил, что такое может быть. Я ее хранил, прятал. Бывало под одеялом с фонариком смотрел на нее и мечтал. Но это всё детство было.
А. Ш.: Ты мечтал об Америке?
Ф.Ч.: Да. Я как пазл собрал картину из того, что отец говорил, что я слышал по радио. У нас был еврей сапожник, и он мне всегда говорил, когда включал радио: “Иди на улицу, глянь, там никого нет?” Он любил слушать программу “Свободная Европа”. Там рассказывали про Нью-Йорк, Сан-Франциско. Это все тогда было ново и очень интересно, названия эти даже не могли произнести правильно. Оттуда я узнавал об этих городах, об Америке. И так в моём сердце тихо родилась идея.
А. Ш: Идея чего?
Ф.Ч.: Идея как-то убежать туда.
Мечта. Откуда она возникает? Насколько глубоко она может проникать в сердце? До какой степени может быть оправдан риск? Флорину нет и 10-ти, когда в нём возникает страшное решение: бежать из Коммунистической Румынии.
Ф. Ч.: Я придумывал разные способы, как можно спрятаться в чемодане на поезде или на самолёте. Это смешно, но я без конца думал об этом. И вот я уже закончил 8 классов и пошёл учиться в город. Там встретил одного еврея. Я его спросил, как вообще из Коммунистической страны человек может попасть в Америку? И он ответил: “Только во сне”.
Между тем, люди бежали. Жажда свободы и Нового Мира пересилила даже страх перед смертью. Флорин долго и упорно изучает пограничную зону и даже помогает другим тайно пересечь границу.
Ф. Ч.: Если рядом с границей кого-то замечали, то убивали сразу, даже не подавая сигнала. В то время были убиты десятки тысяч людей. Я знаком был с одним пацаном из нашего села, он был на 3 года старше меня. Его поймали, мучили, затем застрелили, закрыли в цинковый гроб и привези родителям. Я рядом был и видел, как ночью родители раскрыли гроб и с фонариком на него посмотрели. Это был ужас. Я понимал, что если меня поймают – то же самое будет со мной. Но меня спасло одно: я верил Богу, и поэтому тогда долго молился.
А.Ш.: Но из людей ни с кем не делился?
Ф.Ч.: Нет.
А. Ш.: Но папа, вы ведь вместе были, по душам не говорили?
Ф. Ч.: Нет. В начале июня я закончил школу и взял пост. Я этого не скрываю, я молился и сказал Богу, что чувствую, что я должен сейчас решится. У нас тогда в воскресенье было хлебопреломление в церкви, и я подошел к отцу, когда омовение ног было и сказал ему, что хотел бы быть вместе с ним сегодня. Это было первый и последний раз. Папа ответил: “Нет, я уже обещал соседу. Иди туда, к молодежи”.
А. Ш.: Ты хотел ноги помыть отцу?
Ф. Ч.: Да, и я настоял, потому что я знал то, чего отец не знал.
А. Ш.: То есть ты уже намеревался бежать?
Ф. Ч.: Да. Я знал, что это моё последнее воскресенье.
Сердце. Сколько оно может вместить? Боль, страх, любовь, надежда. Последние дни, часы… Не подавая виду, Флорин всматривается в дорогие ему лица.
Ф. Ч.:…А в среду утром встал, мама завтрак сделала нам, я с отцом сидел. Он же не знал и строил планы. Говорил, что сено уже скосили, привезти домой надо. Я же об этом наперёд договорился и за все заплатил. Отец говорил, что это до субботы надо сделать. И только я знал, что меньше часа осталось… (Я ведь не эмигрировал сюда с чемоданом. Всё, что у меня было, это кусок черного шоколада, который я разделил на пять маленьких кусочков. Это всё, что я имел). Затем я встал, подошел к отцу и говорю: “Хорошо, папа, увидимся”. Мама на кухне что-то делала, брат в школе был. Я вышел, закрыл калитку, отошёл, может, метров 50 и повернул голову: отец мне помахал как никогда раньше. Я чуть не остановился… я дружил с ним, сильно любил отца. Это было 6-го или 7-го июля. Мне надо было сесть на поезд, проехать где-то 50-60 км, выйти перед пограничной зоной и там пробраться где-то ещё 10 км до самой границы.
У Флорина есть попутчик, Григорий, Отец семерых детей. Находясь в отчаянном финансовом положении, он решается бежать вместе с Флорином. Когда-то у них уже состоялся разговор на эту тему.
Ф. Ч.: За две недели как я решился и выбрал день, я подошел к нему и говорю: “Ты к этому серьезно относишься? Ты знаешь, чего это может стоить?” Я напомнил ему про наших общих знакомых из верующих, которых убили. Я говорю: “Ты паспорт не получишь никогда, но главное, это твое решение. Я лично уже решился”. В понедельник вечером я с ним встретился и сказал, чтобы через 2 дня он был готов и не говорил ни жене, ни родственникам, и что буду ждать его в 19:00 на вокзале. Я не думал, что он придёт. Семеро детей все-таки, семья. Но он пришёл. И вот, через два дня мы добрались до самой границы. Постоянно наблюдали и изучали, когда смены меняются, рассчитывали, сколько минут между одной сменой и другой.
А. Ш.: То есть двое суток вы где-то лежали…
Ф. Ч.: Пробирались по чуть-чуть, где-то по 50 м приблизительно, по тем местам, о которых я знал, где смены идут и патруль. В последний день мы шли через кукурузную плантацию, которая заканчивалась где-то за 3 км до самой границы. Мы шли по ней целую ночь. И всё, видим, она заканчивается. Я говорю: “Мы не успеем 3 км до 5 или 6 утра пройти. Даже если стоя на ногах и бегом — всё равно не успеем. А если вдруг они там сидят — это всё. Там ведь просто чистое поле. Давай остановимся здесь, поспим немножко и уже на завтра на ночь пойдем”.
И вот, где-то в 8:30 или 9 утра патруль прошел прямо мимо нас, может метрах в 5-6-ти. Я его заметил и дал знак своему товарищу (мы договаривались, что не разговариваем). Я тогда впереди был, а он метра 2 от меня сзади. Мы лежали, а они шли рядом с собакой, с овчаркой. И прошли мимо. У меня чуть сердце тогда не остановилось. Казалось, это всё, я их видел своими глазами! И как раз конец плантации был, там уже не такие высокие кукурузные стебли были. Но они прошли мимо.
Сидели в тот день без воды, вернее, лежали до 11 вечера. Поменялась смена опять, (у меня было все просчитано заранее), и тогда мы прошли это поле, вернее, проползли. Осталась речка, очень быстрая, между Румынией и Югославией. И мы в ту канаву спустились и переплыли на другой берег.
Когда перешли границу, уже было 3:42, утро. Возле речки, уже на территории Югославии, была кукурузная плантация побольше, чем наша со стороны Румынии. И мы — быстро туда, прошли бегом где-то 400-500 м. Патруль увидел наши следы и стрелял в верх (с румынской стороны) и кричал: “Стойте, стойте!” Но мы лежали и только слышали и ощущали, как над головой пролетала пулеметная очередь. Это было против закона то, что они стреляли на стороне Югославии. Там ведь были поля, не было домов рядом.
Я переживал, думал, что они собак спустят и найдут нас. Подождали где-то до 9 или 10 утра и перешли эту кукурузную плантацию. А через дорогу была плантация сои, и мы в ту сою, и отдохнули до вечера. А над нами уже вертолеты крутились… страшная вещь. И я знал, что на стороне Югославии нельзя идти ни по автодорогам, ни по железнодорожным путям, потому что югославы ловили таких как мы и сдавали обратно за деньги.
…С 10-е на 11-е июня я уже стоял перед вокзалом в Белграде.
А. Ш.: Сколько заняло суток с момента, когда ты ушел с родительского дома и оказался в Белграде?
Ф. Ч.: 5.
А. Ш.: Этот Григорий был с тобой? Этот человек сегодня жив?
Ф. Ч.: Да.
А. Ш.: С семьей?
Ф. Ч.: Да, с семьей. Я с ними только один раз встречался, в Чикаго в 1994 году.
А. Ш.: А сколько заняло времени с того момента, как ты вернулся из Белграда в свою “Землю обетованную”? До Америки сколько у тебя заняло ещё времени?
Ф. Ч.: С 10 июня 1986 года по 18 февраля 1988.
А. Ш.: Первое впечатление, когда ты вступил на американскую землю?
Ф. Ч.: Я чувствовал себя как свободная птица. Когда-то я детям купил маленького попугайчика и хорошую клетку, красивую. А кто-то из них открыл эту красивую клетку, и попугайчик увидел, что дверь открыта и — раз! — и улетел. Дети плакали, я его искал на улице. А потом подумал, это же моя история, я же тоже увидел эту возможность. Бог мне помог, и я улетел. Я приехал сюда один, с Богом.
В 1989 году в Румынии произошло антикоммунистическое восстание, приведшие к свержению президента. Понимая нестабильность политической ситуации, спустя 4 года после побега, Флорин снова нелегально пересекает границу Румынии в надежде увидеть живых родителей.
Ф. Ч.: …Загавкала собака – она меня узнала. Вышел отец и просто стал передо мной. У него не было слов, он только сказал: “Откуда ты взялся?” Я говорю: “Пап, помоги, чемоданы там”. Мама за водой как раз шла, (у нас в доме воды не было, как в селе), и отец закричал: “Маша, Маша!”, — и она оставила ведра и говорит: “Что ты кричишь?” и побежала к нему, думая, что что-то случилось. И здесь я стою. И она закричала: “Я тебя никогда не отпущу! Завяжу тебя цепями за домом, не уйдешь никогда!”
…Побыл 2 месяца. Попросил прощения, потому что у меня тяжело было внутри, ведь мама сильно переживала. Они где-то 8 месяцев не знали, живой я или нет. Их обманули что меня убили. И мама сильно, сильно переживала, бедная. И она не понимала, она говорила: “За что, за что он меня кинул? Почему он убежал?” Но отец сказал: “У тебя ещё неделя осталась, собирайся и поезжай назад. Это твоя страна, это то, что Бог для тебя приготовил. А мы уже пожилые, придёт время, когда у нас будет Новая Страна. Там встретимся”. Теперь ждём, когда будет такая встреча.
Сегодня счастливый отец пятерых детей, общественный деятель и лидер Калифорнийской Славянской Общины, оглядываясь назад ясно видит, что всегда был под защитой Бога. Трудности лишь закалили и сформировали его как личность. А сегодня Флорин помогает семьям тех, кто, как и он когда-то, нуждается в помощи и защите.
А. Ш.: Флорин, оглядываясь назад, не думаю, что Бог и ты видят в Америке Землю Обетованную и в этом вершину и смысл всей борьбы, всех страданий, всего риска. Наверное, за этим есть что-то большее, что Богу удалось воспитать в тебе и развить в тебе. Как ты вообще оцениваешь весь этот путь, весь этот подвиг? Ради чего это?
Ф. Ч.: Конечно, Америка, это уже не та страна, которую я лично знал, когда сюда приехал. Не те люди, не те политики…
А. Ш.: Даже на твоём веку ты видишь, что это уже не та страна?
Ф. Ч.: Да, поменялось уже очень много. Но всё равно, я встречаю достойных людей. Вчера у меня была встреча с Чифар Стеф и с Амблеменом Кенкури, Он демократ, я его знаю уже где-то 15-17 лет. Этот человек был пастором, потом мэром города Кордова, а сейчас Капитоли. Ещё раз повторяю, –демократ, – но это человек, который любит Господа, который переживает, и который мне говорит: “Скажи всем своим людям, чтобы они оставались теми, какими они были”. Потому что мы “такими” были. Мы должны спасать эту страну. Эта страна тоже была как светильник на горе. Когда в мире притесняли и убивали верующих, Америка стояла за Слово Божье. Первые проповедники инвестировали миллионы долларов на печатание Библии, отправляли миссионеров по всему свету. А сегодня не разрешают, чтобы в этой стране говорили “Да благословит тебя Господь”. Мы встречаем людей, которые переживают за будущее этой страны. С неё смеётся сегодня весь мир. Даже те, которые когда-то были настоящими врагами, говорят сегодня: “Вы — никто!”
А. Ш.: Флорин, видна твоя очень глубокая рана об этой земле, о которой ты с детства, с юности мечтал, о которой молился, куда стремился. И за твою недолгую жизнь ты увидел достаточно большие перемены к худшему в этой земле. И видно, как тебе больно, как близка тебе эта земля и ее принципы, и христианские, в частности, в прошлом, и как всё попрано в последние десятилетия. И видна твоя миссия, видна рука Божья на тебе: всё, что ты делал, скольких людей ты знаешь — они прошли через твою жизнь, где ты работал, пересекался с ними. Это немыслимо без Бога, это невозможно, нереально.
Ф. Ч.: Я чувствую, что и мой приезд сюда, и твой – не напрасны, ведь общество, которое мы представляем – христиане. Мы должны стать на стражу, мы не должны меняться по стандартам, по которым люди живут сейчас не только в Америке, а во всем мире. Я хочу, чтобы Бог был со мной как Он был с начала – и до самого конца моей жизни. У меня были в детстве планы попасть в эту страну, а сейчас у меня планы совсем другие: я хочу стремиться каждую секунду своей жизни попасть в ту Страну, туда, где мои родители, туда, где мои бабушки и дедушки, мои родственники, туда, где Сам Бог.
(2804)
