Часть 1 «Предыстория национального конфликта»

– Иммакули, расскажите немного о происхождении этих народов – чем отличались эти люди друг от друга?
– У нас в Руанде существует два племени: хуту и тутси. Как сложилось исторически и как рассказывали раньше наши родители – эти племена были образованы во время бельгийской колонизации в 19 веке.
Однажды они решили сделать государство признанным и создали племена – так были отобраны люди определенного роста: высоких называли племенем «Тутси», а тех, кто пониже называли «Хуту». Затем каждому выдали удостоверение личности, в котором была указана принадлежность к племени. С того времени ты не мог уже стать никем другим, тебя просто называли хуту или тутси.

– То есть практически разница была только в росте человека? Одни были высокими, другие низкими?
– Да. Однако, спустя время люди смешались между собой. Например, моя мама была тутси, то есть не высокая. Но изначально людей делили именно по росту. Доходило до того, что некоторые люди, имевшие одних родителей, относились к разным племенам…

– Как Вы думаете, зачем они это сделали? Зачем разделили людей на эти две группы?
– Я думаю их целью было разделять и властвовать. Когда колонизаторы пришли в страну, там был король. Задачей колонизации было изменить существующий порядок, ведь в Руанде всё было организовано по-своему. Разумеется, колонизаторы не говорили людям, что пришли для того, чтобы всё изменить. Они поступили подло. Со временем, это стало очевидным… Тогда король начал им говорить: «Вы чересчур вмешиваетесь!», потому что изначально они пришли как гости. «Сейчас ваше вмешательство чрезмерно. Вы пытаетесь изменить нашу школьную систему, вы пытаетесь изменить наш стиль одежды…» и так далее.
В политическом плане, эти люди определенно поступили плохо. «Давайте их разделим, так мы сможем заставить их сражаться друг с другом!» Изначально, всё было хорошо. Король считал, что правильно иметь удостоверение личности, но со временем племена превратились в подобие политических партий. Теперь, если нужно было свергнуть короля или что-то изменить, колонизаторы использовали другое племя. Всё делалось с лукавыми намерениями.

– То есть, между обычными людьми никто этому не придавал значения? Все люди были вместе, женились, создавали семьи, рождали детей?..
– Да, обычные люди не придавали этому особого значения. Нас учили жить, как жили в Бельгии, Европе – для нас это было неприемлемо, однако постепенно они стали проводить такую политику, говоря хуту: «Вы только посмотрите – эти тутси делают то, делают это!..» На создание геноцида ушло 30 лет, они использовали это и в системе образования.
Когда мне было 12 лет, я даже не знала из какого я племени, мои родители никогда не хотели говорить об этом. Они просто учили нас быть дружелюбными со всеми: если кто-то к вам хорошо относится, отвечайте добром.
Правительство ввело систему: каждую неделю в начальной школе мы должны были вставать – поднимались хуту, затем вставали тутси. Каждую неделю их пересчитывали. И когда мы вот так вставали, я поднималась вместе со своими друзьями тутси, а затем я вставала вместе с моими друзьями хуту. Однажды учитель злобно заметил: «Ты должна знать, кто ты есть!» Я сказала, что я из племени моих друзей.
Я помню, учитель говорил со мной об этом после школы, потом я 5 часов сидела около школы на улице и плакала… Мне было непонятно, почему он так взбешён из-за обычного названия!? Вернувшись домой я рассказала об этом отцу, но даже мой отец не объяснил мне в чём проблема. На следующий день мой отец пришёл в школу говорить с учителем, помню, как я смотрела на них через оконное стекло – оба были расстроенные, потому что отец знал, что руководило учителем, это была внутренняя ненависть. Некоторые люди не придавали этому значения, но другие воспринимали это серьезно. Люди учатся ненавидеть, но также люди учатся и любить!

– Да, это прекрасно! Иммакули, если бы я приехал в Руанду – есть какие-то признаки, по которым я смог бы отличить людей тутси от хуту? Скажем, их культура, традиции, или может быть праздники, или религия была разной?
– Нет, Вы бы не отличили традиции этих двух племён, потому что у нас один язык по всей стране, у тутси и у хуту. У нас одинаковые традиции. Если люди знают друг друга близко, то могут сказать – кто тутси, а кто хуту. Но и тогда можно ошибиться, потому что деление по росту больше не существовало. У вас могли быть не высокие мама и папа, этого больше не было, потому что люди перемешались друг с другом. У нас общая красивая культура и крепкие традиции, объединяющие страну.

– Сегодня, одно из оружий, которым владеют люди – это средства массовой информации. Кто владел радиостанциями, телевидением – в чьих они были руках? Кто подавал информацию населению?
– Раньше в Руанде была одна политическая партия, это была группа экстремистов хуту. Правительство контролировало все СМИ в Руанде – это был один голос одного Правительства. Они говорили об одном и том же, и люди всё воспринимали, как должное. СМИ сыграли огромную роль в разжигании геноцида, для этого не потребовалось много времени, потому что у нас не было большого количества каналов.

– Если допустить мысль, что телевидения и радио не было бы, события развивались бы по-другому? Как Вы думаете?
– Совершенно по-другому! Если бы не радио и телевидение, то возможно погибли бы лишь четверть из убитых, а может даже не четверть, а десятая часть. Каждый человек в Руанде слушал радио, и когда сказали по радио пойти и убить всех – понадобились секунды, чтобы каждый поднялся и начал это делать…
Мы узнали об этом по радио, так мы поняли, что надо бежать.

– Я не знаю, насколько правдива информация – я слышал, что американцы имели возможность заглушить сигнал, чтобы медиа в Руанде не провоцировало конфликт.– Я не знаю, что было у американцев и насколько они были подготовлены технически, но я знаю, что в Руанде было представительство ООН, и я читала книгу «Рукопожатие с дьяволом» и общалась с человеком по имени Ромео Дайлер, написавшим эту книгу. Он был главой группы вооруженных сил ООН в Руанде. У нас есть письма, которые он писал в разные страны, где он сообщал, что в Руанде готовится геноцид. Он умолял их – уничтожьте радио, разжигающее ненависть! Эти письма до сих пор хранятся у нас в музее геноцида в Руанде.
– Кто-то сказал, что фашизм — это когда весь народ обозначен плохим или весь народ считают хорошим. По правде жизни мы понимаем, что в каждом народе есть люди и хорошие, и плохие.

– Я до сих пор помню одного министра из Правительства, он выступал на радио и сказал: «Не забудьте детей! Не забудьте стариков! Мы должны уничтожить весь народ тутси – они все плохие!» Это была чистка и это было ужасно. Но в то же время это заставило меня задуматься: взрослые люди могут совершать ошибки, возможно они плохие. Но как ребёнок может быть врагом!? Или старик…

Они говорили: «Мы будем жить в раю, после того как очистим землю от них!» Однако они должны были знать, что это не закончится добром – если вы творите несправедливость и причиняете людям боль.

– Иммакули, как Вы считаете, если бы большие страны: Америка, ООН – не вмешивались в жизнь этих маленьких государств – было бы лучше или хуже?
– Очень хороший вопрос) Всё зависит от рода вмешательства. Если бы они вмешивались, чтобы решать проблемы – это безусловно было бы хорошо. Если бы государства, имевшие посольства в Руанде, выступили с заявлениями на радио или в газете, если бы они позвонили своему Правительству, даже не вовлекая войска – а просто сказали, что это не правильно! Но я была сильно разочарована тем, что страны, имевшие взаимоотношения с Руандой, просто отозвали своих людей, когда начался геноцид.

– Почему весь цивилизованный мир молчал, когда почти миллион человек убивали и это было 23 года назад!?
– Я слышала, что некоторые страны говорили: у нас нет интересов в этой стране, мы сожалеем… Но я думаю, что люди должны заботиться о человеческих существах не только с позиции выгоды. Они видели, что это была бедная страна, но я считаю, что человеческая жизнь стоит того, чтобы ее защищать.

– Иммакули, теперь я хочу дать Вам возможность рассказать, как это было на самом деле. Что произошло в тот самый страшный день, когда был сбит самолёт?
– Я узнала об этом 7 апреля, будучи дома на Пасхальных каникулах. Через три дня я собиралась вернуться к учёбе. Утром мой брат вошёл ко мне в комнату и поделился новостью о том, что президент нашей страны погиб…
Я помню, как вскочила с постели и закричала: «Теперь они нас убьют!» Почему я так сказала? Потому что в течение 30 лет мы знали о дискриминации. Например, мы не могли просто так пойти в колледж, потому что мы тутси, это было не просто, как для другого племени. Они говорили нам: «Ты тутси, ты не можешь поступить, даже если сдашь экзамен, мы примем только одного тутси или двоих». Затем, перед трагедией, перед тем как всё началось, радио в течение двух лет постоянно разжигало ненависть. Они делали противозаконные вещи. Я помню, как журналисты разыгрывали сцену, изображая пьяных, они говорили: «Придёт день, когда мы их убьём!». Но ведь убивать это преступление! Однако, всё это звучало в эфире, и никто ничего не сделал… Как я уже говорила, представитель войск ООН в Руанде отправлял послание в ООН в Америку, по всему миру, где говорилось – здесь готовится нечто ужасное! Кто-нибудь, остановите это! Просто остановите радиовещание, если вы поступите так – кошмар прекратится!
Но это было только начало… По прошлому опыту мы знали, что если меняется Правительство, то меняется и президент. Из прошлого мы знали, что это всегда сопряжено с проблемами. И сейчас президент был убит, запахло бедой… Многие люди склонны верить, что тутси сами убили его, потому что он не захотел быть соучастником в их плане массового убийства. Он знал, что мир их осудит, поэтому они убили его, для того чтобы провести чистку по всей стране.

– Вспомните этот день или первые несколько дней – что происходило?
– Итак, первый день. Я помню разговор с братом, после которого я покинула свою комнату и вышла на улицу к родителям. Я помню моего отца, он только проснулся и был в пижаме с полотенцем на плечах. Он включил радио и пытался настроить другие каналы – Франции, других стран, радио ВВС… Мы стали слушать сообщения по радио об убитых тутси, и я помню, как уже через 2 часа радио ВВС сообщило о 18 погибших семьях. В одной семье было 10 детей и мать с отцом, в другой – 8 детей и мать с отцом. Я помню, как мой папа остановился и сказал: «Такого раньше не случалось…» Помню, как к нам в дом начали приходить люди и спрашивать, что делать, потому что мои родители заботились о многих, повторюсь, мои родители не разделяли людей, они были настоящими христианами и любили Бога. Они искренно верили и практиковали христианские ценности: любовь к ближнему и ко всем.
В тот день люди из округи приходили к моим родителям и спрашивали, что им делать. На следующий день около 10 тысяч человек собралось возле футбольного поля, где моя мама работала учителем. Это в двух минутах ходьбы от нашего дома. Люди шли к нашим дверям, стучали и спрашивали отца: «Что же нам делать?!»
Мой отец обратился ко всем, стараясь говорить как можно громче: «Если это правительство планирует нас убить, то я не могу вам лгать – они нас убьют. Они перекроют границы, остановят всякую деятельность в стране, они будут убивать семью за семьёй, они это могут…»
Затем он продолжил: «Если же это не правительство, не бойтесь, потому что мы сильные. Если это небольшая группа, мы с ними справимся. Но даже если это правительство, всё равно не бойтесь. Воспользуемся этим, как возможностью попросить у Бога прощения за наши грехи и отправиться на небеса…»
Помню, я тогда подумала: «Папа! Нельзя говорить людям, что им придется умереть, ты их пугаешь!» Я помню, как все стихли. Это было впервые в моей жизни, в моём опыте веры, я искренно поверила – значит, есть реальный Бог! Смотри, как отец обращается к людям, он считает себя одним из тех, кто идёт навстречу смерти. Он не говорит им – вы! Он говорит: давайте приготовимся к встрече с Господом и попросим прощения. Это был очень сильный момент!

– Сколько дней прошло с тех пор, как Вы убежали из дома и спрятались?
– Я ушла на второй день. Отец поговорил с людьми, они подошли ко мне и попросили спрятаться у соседа, протестантского пастора. Я была единственная в семье девочка среди трёх мальчиков, они хотели обезопасить меня. Помню, когда отец сказал мне об этом, я возразила: «Нет! А как же семья?»
Там, откуда я родом, очень уважают родителей, даже мысли не допускаешь, что ты можешь быть не согласен. Последнее слово было за моим отцом. Он посмотрел на меня и сказал: «Я не могу волноваться обо всех и о тебе одновременно, мне нужно чтобы ты ушла». Я помню, как отец подал мне молитвенные чётки, мы были католической семьёй. Они дали мне чётки и попросили, чтобы я ушла…
Когда я уходила, внутренний голос сказал мне: «Ты их больше никогда не увидишь». Я стала спорить: «Нет, нет! Я их ещё увижу! Это моя семья, это моя деревня, я отсюда родом, это мой народ!»
Затем я сделала шаг и услышала голос в своём сердце: «Запомни эту картину… больше ты их никогда не увидишь». По сей день я помню, где все стояли – мой отец, мама, соседи… Они смотрели и пытались понять – как это могло произойти?! Как может другой человек просто убивать другого? И ради чего?
Было тяжело. Шёл второй день. Я пошла к соседям.

– Этот протестантский пастор, к которому Вы убежали, – он был из племени хуту или тутси?
– Он был хуту, и хорошим человеком. Это то, на самом деле, о чём я постоянно говорю. И мой отец часто говорил нам: не судите людей и не вешайте ярлыки. Один из ярлыков – откуда он родом, из какого племени, расы, религии. Отец всегда говорил – откройте своё сердце! Тогда у нас считалось, что если кто-то из другого племени, то он враг.
Но мой отец знал сердце этого соседа. Помню, как мой брат подошёл и сказал: «Папа, если ты отправишь её туда, они могут убить её!» Но отец ответил: «Я знаю его, он не сможет убить».
Я очень благодарна Богу, что у моего отца было открытое сердце для дружбы. Он понимал, что доброта человека не зависит от племени. Она зависит от того, кто сам человек, что из себя представляет, и кем соглашается быть.

– Иммакули, сколько Вам было лет тогда?
– Мне было 23 года.

– Этот пастор Вас принял, вообще ему угрожало за то, что он прячет людей из племени тутси?
– Да, он определённо был в опасности. Если бы они нашли нас, даже не знаю, чтобы они с нами сделали… Но я пришла к нему. До сих пор помню выражение его лица. Он был опечален. Он помог мне осознать, в какую беду мы на самом деле попали. Мои родители пытались скрыть от меня масштабы опасности.
Помню, когда я увидела его и рассказала, что меня попросили прийти к нему, он сказал: «Я боюсь за тебя. Знаешь, могут произойти очень плохие вещи в этой войне».
Он посадил меня в крошечный туалет – 3х4 фута, крошечный! Помню, как вначале я подумала: «Здесь так мало места, я сюда не помещусь!» Когда я об этом думаю – весь геноцид оставил для меня очень много уроков. Всего три дня назад у меня была стипендия в колледже, три дня назад у меня была своя комната, моя семья – все были вместе. И вдруг, спустя три дня я прячусь в крошечном туалете! Это научило меня ценить каждый день…

Продолжение следует.

(3319)

Оставлена, чтобы рассказать