Что думаете вы, что говорит Писание по поводу танцев на служении?

Ответ:

Опять же мы исходим из чего, из каких суждений, чтобы ответить на ваш вопрос, Сергей. Мы исходим из формы и содержания. Всегда есть форма, в которую должно облекаться содержание. Но если я вам задам вопрос что первичнее — форма или содержание, любой человек скажет, что конечно же содержание! Даже в православии, католицизме есть понятие «литургии», и есть понятие «таинств». Таинство — это содержание, а летаргия — это то, как таинство себя выражает, материализуется в практическом служении. Поэтому если остается только литургия, лишенная содержания, которое должно быть основано на Писании — тогда мы просто обманываем сами себя, это никому не нужно. Потому я считаю, что само поклонение Богу, само прославление Бога исходит из содержания. Это принципиально важный момент. Т.е. форма, в которой или которую мы выбираем для выражения содержания должна быть точной, т.е. она должна точно выражать содержание. Как часто мы танцуем и по какому поводу мы танцуем? Я вообще не танцую, я даже не умею, я даже не знаю, что это такое. Т.е. я вижу, как может танцевать ребенок, которому подарили велосипед. Он прыгает, кричит, у него адреналина в крови выше, чем нужно. его никто не критикует, никто не судит. Ему подарили подарок, он в восторге. Если, конечно, так будет себя вести 60-летний дедушка, которому подарили велосипед, то мы будем очень странно смотреть на этого человека, как бы ничего странного с ним не приключилось дальше. потому что на всякий возраст есть свое выражение и своя мера эмоций и переживаний. Я, Александр, большой противник лжи, которая заключается в том, что мы говорим о форме, забывая содержание. Никто и никогда не подставляет и не подвергает сомнению, почему прыгал хромой, который сидел, или там от рождения был слепым, или там у красных дверей храма сидел, а потом его понесло: он кричал, он бегал, он прыгал — ни у кого нет сомнений, что происходит с человеком, почему он себя так странно ведет и т.д. Но когда люди, живут абсолютно обычной жизнью: покушали, посмотрели телевизор утром, ехали в машине, успели уже повздорить друг с другом, потом они приходят в церковь, потом они поздоровались друг с другом, потом они переспросили как дела в бизнесе, потом они посмотрели на телефоне какие-то последние новости, потом служитель прославления говорит: «Будем прославлять Господа!», и все начинают прыгать — вот я в это не верю. И вот у вас 20 минут, чтобы прославить Господа, чтобы пробежать это поприще, потом мы садимся, потом опять послушали Слово, потом уходим. Я считаю, что мы таким образом насаждаем определенную форму, которая называется религией, и мы сознательно виноваты перед людьми, как лидеры и прославления, и пастыри церквей, что мы не делаем большой акцент на внутренний мир, на содержание, при этом очень хорошо развиваем форму, чтобы это все выглядело мощно, динамично, профессионально и т.д. И даже попрекаем церковь: «Что ты стоишь? Почему ты не прославляешь Господа? Посмотри, сколько Он сделал тебе в жизни!» И ты как бы возлагаешь на человека мешок вины, если он не делает это вместе с остальными. подростки, молодежь, люди более свободные — они быстрее на это реагируют, другие люди то ли более воспитанные, то ли более думающие самостоятельно — им нужны более веские аргументы, они начинают задавать вопросы, а вопросы нас раздражают, на вопросы надо основательно отвечать. Потому, как правило, такие люди становятся в сторону, либо вообще уходят, и мы сами, своим форматом, который мы определяем, классифицируем аудиторию. И к нам примыкает только такая группа людей. Я не говорю, что это плохая группа людей, просто определенная группа людей, которым такая форма нравится, приемлема. но есть намного больше людей, масса, миллионы людей вокруг нас, и нельзя так считать, нельзя быть столь высокомерным, допускать мысль, что они недуховные, они религиозные. А я точно с таким же убеждением скажу: «Нет, вы религиозны. Потому что все, кто не помещается в вашу религиозную формулировку — они вылетают, вы их просто не приемлете. Ваша атмосфера и ваша температура в зале не позволяет им там оставаться». потому здесь такой момент, что я бы не останавливался на форме вообще. Я бы делал все возможное, чтобы делать акценты на внутреннем богоискании человека. Я бы менял, и менял, и менял репертуар, песни, подходы, лишь бы это служило внутреннему развитию человека, внутреннему назиданию, лишь бы это человека воодушевляло и располагало к Богу, когда душа тает, как воск, как свеча, когда душа открывается перед Богом, когда душа сама находит себе формы выражения, как я сейчас нахожу слова, какими хочу выразить свое состояние, свое настроение или свое содержание на данный момент. Понимаете, мы же всегда разные. Почему мы такие одинаковые в церкви? Это подозрительно. Как хотите, но это подозрительно. Мы же всегда разные, у нас одежда разная, у нас даже тембр голоса разный, у нас настроение разное, у нас тысячи, миллионы граней разных. Потому подозрительно, когда все очень однородно, на рельсах, как трамвай, ты идешь, ты не можешь сойти с этих рельс, шаг вправо, шаг влево — стреляем без предупреждения. Потому я сторонник того, чтобы в церквях не говорили категорическим образом, в какой форме мы это будем делать. пусть бы делался акцент на содержание, на внутренний мир человека. Если в душе есть песня, если в душе есть побуждение, порыв, воодушевление, вдохновение — если именно это есть — давать такому простор, давать такому ход, возможность выражать себя. я понимаю, что нелегко, потому что каждое воскресенье должно быть три, четыре, пять песен, которые мы поем, мы так или иначе графиком обязаны подбирать репертуар, так или иначе мы ограничены и репертуаром, и возможностями, и голосами, и всем прочим. Я все это понимаю. дальше мы поговорим, как найти этот разумный баланс между просто вдохновением, которое есть, и все-таки учетом аудитории, и формата, который принят в церкви, который предложен пастором.

(1961)