Истинный пророк всегда должен не только молиться Богу о своем народе, но равно и Божье послание стремиться сделать понятным для людей. И первое и второе — нераздельные составные пророческого дарования. Способность же понимать народ нераздельна со способностью его любить. Не любимый понимает, но любящий! У него и суд истинный.
Если же и можно оказать наивысшую услугу своему народу, так через служение в любви к нему, стремлении его понять и никогда от него не отречься. Даже в самом ничтожном находить драгоценное и делать его основой, составной частью души народа, возможно, невзирая на преобладающее количество порочного. Пророк истинный принесет своим людям лучшее, пожертвовав своей честью в отечестве. Ибо провозглашая лучшее, которое почти всегда отвергается, пророк становится ненавистным за правду, им провозглашенную. Можно ли вызвать большее раздражение в ответ на что-либо, чем раздражение в ответ на правду? «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете» (Иоан.5:43). Разве не измеряется верность пророка Богу его верностью отечеству?
«И сказал Господь Моисею [и Аарону], говоря: отстранитесь от общества сего, и Я погублю их во мгновение. Но они пали на лица свои. И сказал Моисей Аарону: возьми кадильницу и положи в нее огня с жертвенника и всыпь курения, и неси скорее к обществу и заступи их, ибо вышел гнев от Господа, [и] началось поражение. И взял Аарон, как сказал Моисей, и побежал в среду общества, и вот, уже началось поражение в народе. И он положил курения и заступил народ; стал он между мертвыми и живыми, и поражение прекратилось. (Числа 16:44-48)
Моисей, оказавшись между двух огней, в противостоянии между Богом и народом становится на сторону народа, хотя Бог неопровержимо прав. Зачем же противиться Богу? Почему не отойти в сторону и не наблюдать торжество воздаяния нечестивым? Стать поперек дороги Богу? Кто тебя просит это делать? Не хочешь ли ты сказать, что Бог менее терпелив и милосерд, чем ты? Но приглядитесь: разве не в этом верность Моисея Богу? Не в верности ли долгу ходатая? Он и назван верным ВО ВСЕМ ДОМЕ ЕГО. Если бы не любовь Моисея и Бога к людям, они бы явно друг друга не поняли. Вероятно, Сам Бог не пожелал вершить Свой собственный суд без наличия адвоката для подсудимого.
Кто-то когда-то молился так: «Господи, сделай так, чтобы все люди стали верующими, а все верующие — людьми». В погоне за Божьим многие перестали быть людьми. Но ведь не Бог нуждается в человеческом, а мы нуждаемся в Божьем. Все Божье — для людей! Христос, Сам будучи образом Божьим, стал подобным людям и по виду стал как человек. Нет пользы в Божьем, если оно не у людей. «Не принесло им пользы слово слышанное, не растворенное верою слышавших». Давид написал: «Ты — Господь мой; блага мои Тебе не нужны». Апостол же Павел сказал афинянам, что Бог «не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь, и дыхание, и все». Елифаз же Феманитянин сказал: «Разве может человек доставлять пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности?» (Иов.22:2-3) Ап. Павел также беспокоился о пользе людей в церкви, когда учил о том, как пользоваться духовными дарованиями: «Если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением?» (1Кор.14:6)
Таким образом, если нет пользы людям, нет пользы никому, и Богу тоже. Люди! Все интересы вокруг них одних. Каким бы величественным не было откровение, оно остается мистическим кодом при неспособности пророка или посланника его передать и/или неспособности народа его уразуметь и принять. Для этого пророк должен быть из «своих»: корнями, отцами и дедами из отечества своего. Истинный пророк всегда отечественный, всегда народный. Предстоятель прежде за народ пред Богом, а не за Бога перед народом.
Понимаю, что подобные заявления на первый взгляд выглядят как нездоровый патриотизм и даже национализм.
Вне всякого сомнения, чем мы ближе к истине, тем более она интернациональна, межконфессиональна и самобытна. Однако что пользы в Истине, если она не у людей? Иисус не принес с небес еще одни огненные скрижали, Он родился от семени Давидова, и только со временем ОТКРЫЛСЯ Сыном Божьим. Он не навязал нам Своих Божественных понятий, но терпеливо, как Сын Человеческий, взяв за руку, повел нас к познанию Истины.
Когда Он «пришел к Своим», то не пришел к ним в образе китайца или русского, но как лицо еврейской национальности. Я осуждаю национализм. В его основе лежит нездоровая гордость, подсознательное стремление унизить другой народ, а значит, и человека в целом. В гордости всегда кто-то унижен. В этом ее природа. Более того, национализм правды не скажет, не осилит. Достоевский подчеркнул в Пушкине «всемирную отзывчивость». Вот и я о том же.
Указывая на взаимосвязь пророка и отечества, я спрашиваю: почему вдруг люди должны уверовать в чье-то послание? Я бы первый не поверил. Вера возникает, благодаря любви, проявленной ко мне. Вера движима любовью, писал Апостол Павел. Я верю Всему Христу, потому что верю прежде всего в Его любовь ко мне. Нельзя по-другому. Пророк – он свой, иначе он не пророк вообще. Бог его избирает только по таким признакам. Именно в основе его любви к отечеству и заключается его мужество и моральное право обличать людей и даже гневаться на них.
«Я сделал за это выговор и проклинал их, и некоторых из мужей бил, рвал у них волоса и заклинал их Богом, чтобы они не отдавали дочерей своих за сыновей их (Азотян) и не брали дочерей их за сыновей своих и за себя». (Неемия 13.25)
Если бы что-то подобное сделал иностранец, его бы просто убили. Его социальный статус не дает ему таких прав, которые имел Неемия. Разумеется, Бог посылал отдельных пророков к другим народам, но это сложно вдвойне. Во-первых, с какой стати нация должна поверить чужеземцу? Во-вторых, сам пророк должен преодолеть культурный барьер и принять чужой народ как свой собственный. В этом случае без борьбы и знамений не обойтись, как и случилось в истории с Ионой, которого Бог послал в Ниневию. Право на проповедь дает сам народ. То, что Бог посылает человека, мало что будет значить, если его не принимают люди. Неважно, как люди отнесутся к Слову, это отдельный разговор. Прежде всего важно, будут ли они слушать посланника вообще. Быть достойным своего народа не менее сложно, чем быть достойным Бога.
«Не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима. Иерусалим! Иерусалим! избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!»
Разве мученическая смерть пророков, противление их слову в такой крайней форме не является признаком как раз признания их пророческого титула?
«…Слушая сие, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами… Закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, и, выведя за город, стали побивать его камнями». (Деян.7:54, 57-58)
Такой была реакция на речь Стефана.
Один монах сказал, что обратная сторона любви не есть ненависть. Обратная сторона любви – это безразличие. Почему мир безразличен к современной церкви? Или мы готовы в очередной раз обвинить мир в беспечности, чтобы оправдать себя? Да пожалуйста! Сколько угодно! Мир и в этом случае не удостоит церковь диалога. На самом деле все предельно просто. Церковь не любит мир, потому и не может видеть в нем прекрасное. Разве можно любить не восхищаясь? Не любуясь? Даже когда нечем восхищаться, любовь отыщет доброе, прекрасное и сделает его точкой опоры. Даже когда в это доброе никто не верит, «любовь всему верит»! Любовь и среди недостойного найдет повод для восхищения!
Как же любить народ, если не любить самой его души? Как его понять, если его не любить? Как с ним говорить? О чем? Как увещевать, если цель увещания – любовь от чистого сердца?
Восторгаться искусством, фольклором, архитектурой – кощунство для церковного обывателя. Церковь отреклась от мира. Как же ей им восхищаться?
Между тем, все прекрасное от Бога! «Всякий дар совершенный… от Него». Мысль о том, что Бог наделяет творческими способностями только Своих последователей, не выдерживает богословской критики. Бог нелицеприятен… потому дар и есть дар, а не заслуга. По какому праву церковь устанавливает монополию на дары, находящиеся исключительно в суверенной воле Бога? Это обольщение привело нас к тому, что всякое наличие и проявление таланта за пределами церкви мы воспринимаем как явление не духовное и не достойное. Не от Бога.
Заявление Евгения Евтушенко меня буквально сразило: «Еще в брежневские времена насильственно внедряемого атеизма и оскорблений религиозных чувств верующих я был первым человеком из русских писателей, кто выступил с требованием массового издания и распространения Библии в России. Я не раз выступал с предложениями открыть двери наших церквей для вечеров поэзии. Но пока, к сожалению, мой призыв не получил конкретного отклика, и, тем не менее, я надеюсь, что положение изменится».
В этом высказывании я узнаю свои мысли, которые долгое время боялся произнести вслух. Кто разделил церковь с обществом? Кто спрятал свечу под кровать? Мы отделяем себя от обычных людей не по причине боязни оскверниться от них или «обмирщиться», но по причине высокомерия, считая остальных второсортными, не достойными себя.
А как же Христос? Он оставляет 99 и идет искать одного. Сегодня Он не сменил призвания Спасителя и продолжает искать одного, «оставляя» 99 – нас. Неприятно слышать, что Он нас оставляет? Тогда пойдем с Ним искать заблудших, вместо того чтобы пытаться удерживать Его в нашей среде.
В 2007 году Евгений Евтушенко не испугался приехать в Сакраменто, несмотря на то, что его пригласила протестантская диаспора. Почему же некоторые христиане «боятся» посетить авторский вечер выдающегося поэта?
Вот почему пророки и отечество, церковь и народ нераздельны в Божьем замысле.
На первый взгляд кажется, что приход Христа от яслей, от столярной мастерской только усложняет Его Небесную миссию.
«… братья Его не веровали в Него».
«…не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и Мать мы знаем? Как же говорит Он: я сшел с небес?»
Однако именно Его еврейское происхождение дает Ему равное право сидеть за одним столом в кругу сынов Своего народа.
«Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных».
В бывшем Советском Союзе вера христианская оказалась в каком-то искусственном отрыве от всей остальной культурной жизни народа. Можно сказать, что вера и антирелигиозная идеология КПСС — понятия несовместимые, и это будет верно. Однако при чем здесь народ? Его самобытность? В чем его вина? У народа всегда есть свои святыни, которые определяют этот народ. Это своеобразная крепость, в которую помещена душа народная. Невозможно взойти к сердцу народа, не преодолев этих святынь, не учитывая их, не уважая. По этой причине великий Апостол Павел, прежде чем войти в ареопаг и говорить с греками, обходил их святыни. Святыни? Жертвенник неведомому Богу? Если бы это была насмешка над афинянами, они бы Павла не приняли, не слушали бы с таким удивительным почтением. Право на проповедь дал сам народ в лице философов. Как я понимаю, Апостол Павел сумел отыскать общий знаменатель, найти точку соприкосновения, где в равной мере встречались две святыни — языческая и христианская — не унижая и не ущемляя одна другой.
«Проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано ‘неведомому Богу’. Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам». (Деян.17:23)
Веру нельзя навязать. Ее можно только привить. Павел не был уполномочен касаться спорных вопросов и критиковать греческие святыни. Он нес новое послание, радикальное. Но ему была необходима точка соприкосновения с этим народом, и лучше всего ее искать в самом сердце — в народных святынях.
Таким образом, Апостол Павел приходит к следующему умозаключению:
«Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его». (1 Кор.9.20-23)
Во всех вышеуказанных случаях Павел «был» как люди, которых стремился спасти. Если это политический ход ради пропаганды своей веры, то это бесчестно, недостойно ни Павла, ни его Христа. Если же это искренне, тогда возникают два вопроса. Во-первых, неужели есть необходимость в таких методах проповеди Евангелия? Во-вторых, в каком смысле Павел «был» как иудей, как подзаконный или как немощный? Как надолго? Навсегда? Или он снимал маску, лукаво улыбался после каждого улова душ в свою веру? Так неужели великий Апостол Павел одновременно мог быть как все люди, во всех своих культурных особенностях, и при этом не предавать и не унижать Христа, Которому был подзаконен?
Я вспоминаю свои школьные годы в советское время. Меня самым невероятным образом захватывала русская литература. Я часто ловил себя на мысли, что мы воистину должны гордиться нашими достижениями, победами, целями, как страна, частью которой я себя втайне ощущал. Чем больше я погружался в произведения наших классиков, тем больше я становился патриотом своего народа. Юной душой уже тогда я отделял зерно от мякины, меня тянуло народное и отталкивало советское. Когда зазвучал голос Высоцкого, Талькова, когда я стал читать произведения поэтов и писателей-диссидентов, Шаламова, Набокова, Волошина, я много раз втайне присягал себе, что буду жить как эти люди, которые, несмотря на непризнание и даже изгнание не изменили своей Родине. И не надо христианам бояться слова «родина», в этом корне наши родители, наша родословная, наш род, т.е. мы как люди. Слова РОДина и наРОД произошли от одного корня!
Для меня всегда был памятным день победы над Фашистской Германией, который отмечали ежегодно 9 мая. Пусть хоть теперь, будучи взрослым, я сознаюсь, что это был мой самый любимый праздник в году. В этот день всегда было много цветов, с раннего утра звучала музыка и на маленькой Алее Славы с памятником советскому солдату, который стоял в парке нашей сельской школы, собиралось много народа. Все ученики школы выстраивались в стройные ряды, а напротив на стульчиках садились ветераны войны. Это был единственный день в году, когда эти старые изможденные тяжелой жизнью и сельским трудом мужчины и женщины надевали костюмы и вешали на грудь ордена. Говорились торжественные речи, вспоминали войну, плакали, дарили друг другу много цветов. До сих пор я помню слова этой песни:
День Победы, как он был от нас далек,
Как в костре потухшем таял уголек.
Были версты, обгорелые, в пыли, —
Этот день мы приближали как могли.
Дни и ночи у мартеновских печей
Не смыкала наша Родина очей.
Дни и ночи битву трудную вели —
Этот день мы приближали как могли.
Здравствуй, мама, возвратились мы не все…
Босиком бы пробежаться по росе !
Пол-Европы прошагали, пол-Земли, —
Этот день мы приближали как могли.
Этот День Победы
Порохом пропах,
Это праздник
С сединою на висках.
Это радость
Со слезами на глазах.
День Победы !
День Победы !
День Победы !
Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди. И знаете, чего мне больше всего хотелось в эти минуты? В рядах между ветеранами сидел мой дядя Иван, старший брат моего отца. Он прошел войну до самого Берлина, имел награды, но был «неверующим». Так было в то время принято называть людей, которые не посещали нашу сельскую общину. Так вот, мне всегда, из года в год, так хотелось подойти к нему, посмотреть в глаза и от всего сердца сказать огромное «СПАСИБО» за наше безоблачное детство! Хотелось его поцеловать, крепко пожать ему руку как воину-освободителю. Я его очень уважал. Но этого делать было нельзя. Он был «неверующим».
И вообще весь праздник был не наш. У народа были свои, а у нас свои праздники. Мы же не от мира сего.
Учась в школе, я искренне хотел сделать жизнь лучше. Я сам вызвался гуашью расписать стены в классах, оформлял стенгазеты и помогал учителям. При всем этом я никогда не скрывал своих христианских убеждений, искренне беседуя с учителями и учениками о Боге. Удивительно, но меня все уважали, в моем присутствии не ругались матом, и учитель физики Владимир Борисович не курил после того, как я его попросил об этом. Мой классный руководитель, завуч школы, учитель украинского языка и другие люди открывали мне свое сердце, несмотря на то, что мне было всего 14-15 лет.
Мои интересы были связаны с этим коллективом, и вся моя жизнь протекала в нем. Я уважал этих людей, и они отвечали мне взаимностью. Я никогда не чувствовал себя чужим или отверженным в их окружении.
Доказательством правдивости моего рассказа может послужить случай, который произошел на выпускном вечере. Наша семья покидала Советский Союз. Это был 1990 год. Я закончил 9 классов и на выпускной написал стихотворение, в котором были слова благодарности учителям, а также призыв к покаянию перед Богом. Вспоминая эти события, я не могу не удивляться, потому что Бог делал удивительные вещи в мои 16 лет. Несколько дней длились дебаты в кабинете завуча и директора школы по поводу того, предоставить ли мне возможность прочитать это стихотворение или нет. Я совершенно их не упрашивал и не настаивал на этом, более того, я прекрасно их всех понимал и в какой-то мере был на их стороне. Окажись на их месте, я бы не позволил звучать такому на главном празднике школы. Но в итоге после долгих попыток переделать стихотворение, чтобы смягчить жесткие слова обличения в адрес преподавателей, которые учили, что «обезьяны — наши деды», мне все-таки разрешили прочитать стихотворение.
Этот случай свидетельствует о том, насколько мы были близки. Настолько я был одним из них, что они просто напросто не смогли мне отказать, и слушали, и принимали это как последнее мое слово перед разлукой. Вот что я имею в виду, когда утверждаю, что пророк должен быть из своего отечества.
Как можно не любить «Отчизну» Лермонтова? Как не любить стихов Некрасова, Бунина, Пастернака? Как не любоваться «Березовой рощей» Шишкина или «Грачами» Саврасова? Как не восхищаться произведениями Рахманинова? Возможно ли это вообще: не любя души народа, внушать себе, что ты любишь человека? Любовь – любуется! А потому и право имеет глаголать.
Христос умирал за людей, а не за Бога. А мы иногда готовы тело отдать на сожжение, да вот только любви не имеем. Вся жизнь и даже смерть во имя Бога безрезультатны, если не отданы во благо своего народа.
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца — Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь, —
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой,
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
(Максимилиан Волошин)
(1115)
